Примерно посередине пути из Самары в Саратов на высоком правом берегу Волги лежит, окруженный лесистыми взгорьями с белыми меловыми выходами, утопающий в яблоневых садах городок Хвалынск. Во второй половине прошлого века он был одним из центров хлебной торговли Поволжья. Здесь 24 октября (5 ноября н. ст.) 1878 года в семье сапожника Сергея Федоровича Водкина и его жены Анны Пантелеевны родился мальчик, нареченный Кузьмой. Родители, бабушки, ближайшие соседи окружали ребенка лаской. Воспоминания о доброте и сердечности домашних отношений художник пронес сквозь всю жизнь; сам же он особую привязанность всегда испытывал к матери. Когда мальчику шел третий год, отца забрали в солдаты и послали служить в Петербург, на Охту. Вскоре туда же, к мужу, перебралась, вместе с Кузьмой, Анна Пантелеевна. В мезонине покосившегося деревянного дома на Пустой улице, неподалеку от казарм Новочеркасского полка, прожили они два с половиной года. По возвращении в Хвалынск мать поступила в услужение в дом местных богачей Михайловых. Кузьма был при ней, во флигеле. Детство, сквозь которое прошли на Руси миллионы... Но было в этом мальчике нечто, что выделяло его из среды сверстников, - особая внимательность к окружающей жизни, особая восприимчивость к природе, людям, мелким и крупным событиям, цепкая зрительная память. Широкая, сверкающая в лучах солнца Волга под бледно-голубым, словно выцветшим от обилия света небом, привольно раскинувшийся на спускающихся к реке холмах городок, зелень цветущих садов - все это заложило основы художественного мировосприятия Петрова-Водкина еще в детские годы и в большой мере определило важнейшие особенности цветового и пространственного построения его живописи зрелой эпохи. В "Хлыновске" Петров-Водкин называет среди самых ранних чисто художественных впечатлений встречу с иконами новгородского письма в старообрядческом доме своего приятеля и, главное, яркие цветные рисунки песенно-сказочного содержания, которые не раз при нем создавал старик караульщик Андрей Кондратьич, сосед и друг их семьи. Школьником Петров-Водкин познакомился с двумя хвалынскими иконописцами - старовером Филиппом Парфенычем, у которого мог наблюдать за всеми этапами создания иконы, и жившим в скиту монахом Варсонофием. Тогда же он столкнулся и с живописцем-вывесочником, появившимся в Хвалынске. Эти встречи раскрыли перед мальчиком различные ипостаси искусства изображения, показали различные устремления его мастеров, несхожее отношение их к краскам и вообще к своему ремеслу. Под впечатлением увиденного сделал Кузьма в ту пору первые самостоятельные пробы - иконы и пейзажи масляными красками. Волшебный мир искусства приоткрылся ему завораживающей своей стороной: он понял, что чудо рукотворно и что он может попытаться приобщиться к нему. В 1893 году Петров-Водкин окончил четырехклассное городское училище. Он чувствовал тягу к искусству, но тягу еще смутную, неясную. Достаточно сказать, что, поработав летом в судоремонтных мастерских невдалеке от Хвалынска, он к осени отправился в Самару поступать в железнодорожное училище. И лишь после провала на экзамене мысли Петрова-Водкина снова и уже окончательно обратились к искусству. Всю зиму в Самаре он занимался случайной поденной работой у вывесочников и наконец, решился переступить порог местных Классов живописи и рисования Ф. Е. Бурова. В самарских Классах юноша пробыл около года. Буров был тяжело болен и слабел день ото дня. После смерти учителя (апрель 1895 года) Петров-Водкин попытался работать самостоятельно - сначала как вывесочник, затем у иконописцев, - наконец, вместе с несколькими приятелями организовал артель живописцев-вывесочников. Но все эти затеи успеха не имели. К чести будущего художника, неудачи нимало не поколебали его уверенности в правильности избранного пути, скорее наоборот - закалили его характер. Пока же, на лето, он вернулся в родной Хвалынск. Мать Петрова-Водкина по-прежнему работала горничной. Сестра ее хозяйки, состоятельная петербургская дама И.Казарина, решила в ту пору выстроить себе под Хвалынском дачу и с этой целью пригласила преуспевающего придворного архитектора Р.Ф.Мельцера. Естественно, что приезжей знаменитости были продемонстрированы работы юноши, выросшего на глазах хозяев дома. Эффект превзошел все ожидания. Мельцер был поражен его способностями и вызвался помочь поступить учиться в Петербурге. Казарина, со своей стороны, обещала материальную поддержку. В июле 1895 года Петров-Водкин приехал в Петербург, а в конце августа выдержал экзамен в Центральное училище технического рисования барона Штиглица "в числе первых учеников". Хвалынские купцы, в том числе и Казарина, присылали ежемесячно 25 рублей в помощь Кузьме, но тот считал это «подачкой, за которую потом нужно будет благодарить». Свою карьеру Петров-Водкин начал с создания образа Богоматери с Младенцем на стене церковной апсиды Ортопедического института доктора ВреденмосткахВолкова кладбища.
ХВАЛЫНСК
Самый старый город Саратовской области, старше губернского центра; был основан в 1556 году как сторожевой пост на острове Сосновый близ правого берега Волги. В 1606 поселение было перенесено на место современного Хвалынска и стало селом Сосновый Остров. В 1780 году получил статус города и название — Хвалынск — от Екатерины II. Облик города не менялся на протяжении всей его истории. Он застраивался каменными и деревянными домами не выше двух этажей. Единственное трехэтажное здание, которое вопреки неписаному правилу возвел один местный купец, очень быстро и таинственным образом сгорело. Деревянный одноэтажный дом на окраине Хвалынска с окнами в стиле модерн и деревянной резьбой, какой ее делали с древнейших времен. С толстыми дощатыми стенами, собранными из уникальной меловой сосны, которой, кроме как в Хвалынске, нет больше нигде в мире. Только в таком доме и мог жить Петров-Водкин. Недалеко берег Волги и грузовой причал (другого здесь, в Хвалынске, нет). Вокруг дома — густые ивы с толстыми стволами. Он был построен в 1885 году, а в 1905-м его купил Петров-Водкин для своей матери. Сам художник там практически не жил. Но с 1988 года, когда в доме был открыт музей, внутри все устроили таким образом, как будто именно там прошла часть жизни Кузьмы Сергеевича. Теперь у дома как будто две истории: одна — короткая и неинтересная — о том, как взрослый художник купил дом для своей матери и больше в нем не появлялся. Другая — длинная и увлекательная, созданная экспозицией музея: о том, как будто он прожил здесь всю свою жизнь и будто здесь жили все, кого он любил. Комната матери. В юности Анна Пантелеевна, мать Петрова-Водкина, была женой сапожника и работала горничной в дворянском доме. Но вот ее сын разбогател, и служанка стала госпожой в собственном доме — одном из лучших в городе. Прожив в нем еще много лет, она умерла. Теперь ее памяти посвящена одна комната — вполне подходящее место для того, чтобы там время от времени появлялся ее маленький, но очень хозяйственный призрак. Анна Пантелеевна была обычной женщиной, и ее волновало то же, что беспокоит всякую стареющую тетушку. Сын привез из Франции жену — белоручку, светскую даму — и мать втайне гордилась тем, какая у его Кузьмы партия, но одновременно ревновала, подозревала в невестке плохую хозяйку и упрекала за то, что долго не дает ей внуков. Кузьма Сергеевич мало виделся с матерью, редко приезжал к ней, ведь жил он то за границей, то в Петрограде. Любопытно, как она его называла? Кузей? Да, купил хороший дом. Только какой-то пустой. Обстановка в комнате Анны Пантелеевны воссоздана или даже скорее нафантазирована, потому что сразу бросается в глаза репродукция картины ее сына вместо иконы, в красном углу. В остальном — маленькая спальня, жесткая на вид кровать, кружевные салфетки-рушники: комната человека, который хочет, чтобы к нему было приятно зайти, но о собственном удобстве беспокоится меньше всего. Такой она и была, хозяйка дома. Зал жены. Мара, полусербка-полуфранцуженка, жена Кузьмы Сергеевича, редко бывала в этом доме. Разве что сразу после приезда в Россию, когда художник повез ее знакомиться с матерью. Но в доме ей посвящен самый большой и светлый зал. Она заставлена цветами — обычными тропическими, которых сейчас пруд пруди на любом подоконнике; но в первой половине XX века все они считались редкостью, и Мара была одной из первых женщин в России, а затем в СССР, обладавшей ими. О ней сложно сказать что-то еще. Коридор отца. Отец Петрова-Водкина — фигура любопытная. Он человек-невидимка, человек-профессия. Известно, что Сергей Петров-Водкин был сапожником, и ему в доме-музее, под полатями, поставили «рабочее место» — характерный «сапожнический» табурет, оплетенный полосками кожи, верстак с колодками, «корпоративную» фотографию сапожников Хвалынска и прочее. Отец Кузьмы Сергеевича никогда не бывал в этом доме, равно как и сапожники Хвалынска, будучи конкурентами, никогда не сидели за общим верстаком — разве что изображали дружбу для фотографии. Исторические свидетельства всегда несколько отличаются от самой истории. Об отце Петрова-Водкина в музее всегда рассказывают только один анекдот — как он, профессиональный сапожник, свободно узнавал сделанную им пару обуви в полной темноте на ночной улице по скрипу. Скрип считался достоинством обуви, а в музыкальный инструмент сапоги превращала береста, подложенная под каблук. Каждый сапожник должен был скрипеть в своей фирменной тональности. Иного внимания Сергей Петров-Водкин не удостоился. Кабинет красного коня. Длинное узкое помещение, где нет никаких предметов быта, хочется назвать кабинетом. На стенах висят репродукции, в том числе знаменитое «Купание красного коня». Петрову-Водкину было тридцать четыре года. Он дружил с Павлом Кузнецовым и немного с Борисовым-Мусатовым, но в большой тусовке художников его за человека не считали. «Провинциальный художник, косит под символиста. Таких и в Петербурге на рубль ведро. Пошел бы лучше ботинки какие-нибудь стачал». Доверяй после этого людям детали своей биографии… Ему было тридцать четыре года, он решил написать картину, с помощью которой сразу всем покажет, где раки зимуют. На картине был мальчик в странной тунике, моющий на мелководье гнедого коня саратовской породы. Кузьма закончил картину, показал ее нескольким друзьям, потом зверски порезал ножом и перерисовал заново: в трех цветах, чтобы конь был красный и злой. Наконец-то пошло: внимание, деньги — все как полагается. Позднее, в революцию, Кузьма, имея в виду происходящее в стране, сказал: «Так вот о чем был красный конь…» Многие именитые символисты были вынуждены уйти из Академии художеств, потому что ее возглавил Петров-Водкин, принуждавший всех рисовать так, как нарисован «Красный конь» — тремя цветами. В кабинете красного коня классово родственные и идеологически верные дощатые стены, отсутствие мебели. Памятник жесткого и жестокого советского искусства.
