Села Новочеркутино и Пушкино, некогда принадлежавшие ясновельможным Салтыковым, знаменитый князь Николай Борисович Голицын (8.12.1794 — 20.10.1866) приобрел в конце XVIII века. Не стесненный в средствах, он немедленно приступил к строительству шикарного барского дома, разбил просторный парк на французский манер, занялся возведением большого храма и с головой ушел в другие хозяйственные проблемы. Но времени не хватало. Был он не просто князем, а видным государственным служащим и общественным деятелем. Его знали как талантливого литератора, музыкального критика, переводчика, военного мемуариста и отменного музыканта. Его друзьями были А. С. Пушкин и Людвиг ван Бетховен, генералы А. П. Ермолов и И. Ф. Паскевич. Участник многих, в том числе и Бородинского, сражений, адъютант полководца П. И. Багратиона, Н. Б. Голицын не мыслил своей жизни без песен и музыки. Более того, Николай Борисович решил из крестьян села Новочеркутино создать хороший хор певчих. Для капеллы в имении он приказал построить по европейскому образцу просторный концертный зал с хорами. Современники считали, что его сооружение могло бы украсить любую из столиц, не говоря уже о губернских городах. Музыкальные планы отца горячо поддержал его сын — Юрий Николаевич Голицын (15.12.1823 — 14.09.1872), окончивший в 1841 году Петербургский пажеский корпус. Его поведение и общественно-политические взгляды антикрепостнического содержания не понравились царским властям, и под предлогом слабого здоровья он не был допущен к военной службе. С раннего детства Юрий приобщился к музыке. Его отец давал превосходные концерты на виолончели, а мать отличалась виртуозной игрой на клавесине и фортепьяно. В четырехлетнем возрасте, тогда они жили в Петербурге, мальчик удивлял гостей своими музыкальными и исполнительскими способностями. Это заметил популярный тогда хоровой дирижер Г. Я. Ломакин и после занятий молодого князя в пажеском корпусе с удовольствием давал ему уроки пения. После учебы в столице Юрий Николаевич решил попробовать себя на чиновничьем поприще, намереваясь реализовать несколько своих демократических "прожектов". Его приняли на должность чиновника по особым поручениям в канцелярию харьковского губернатора. Но тлетворный дух субординации и раболепия ему претил. Он стал тяготиться своими обязанностями и больше занимался пением и музыкой. Со службой пришлось расстаться. Николай Борисович отдал сыну свое новочеркутинское имение и посоветовал посвятить себя любимому делу. Соседи-помещики, избравшие потом князя уездным предводителем усманского дворянства (1851—1854 гг.), запомнили его высоким, подтянутым красавцем с орлиным носом и могучей русой бородой, с холеными руками и целеустремленным взглядом. В памяти их он, с одной стороны, остался человеком высокой культуры и на словах ярым борцом с крепостничеством, а с другой стороны — надменным крепостником и безжалостным тираном на деле. По прибытии в Новочеркутино все хозяйственные дела князь свалил на "бурмистра", а сам занялся организацией хора, благо, село было "певческим". С собой он привез солидную музыкальную библиотеку и рукописи собственных сочинений. Рассказывают, сначала князь организовал в принадлежавших ему селах Пушкино и Новочеркутино "музыкальный всеобуч", для чего нанял знающих пение и музыку людей. А потом он начал прослушивать, чему научились крестьяне. Ставка шла на молодых. Ему пришлось выслушать почти две тысячи кандидатов в капеллу. Экзамен был самый строгий, обращалось внимание на любую деталь в исполнении, на всякую мелочь. И если Голицын находил, что то или иное лицо способно петь, но не желает или упорно допускает ошибки, он звал слуг и те вели его на конюшню и давали "урок с розгами". В те годы домашние театры, хоры и даже оперы существовали у многих крепостников. Это была дань моде. Хор и оркестр их личных крестьян имел и сосед по имению — помещик А. А. Рахманинов, дед знаменитого композитора С. В. Рахманинова. Соседи подружились, и начались взаимные визиты. Как пишет добринский краевед В. Н. Волокитин, "Голицын с неподдельным интересом изучал творческий опыт Рахманиновых, все лучшее применял у себя". Прошел год организационного момента и, наконец, сто сорок человек выстроились на сцене и зорко следили за мановением дирижерской палочки их хозяина. Шестнадцать лет существовал его знаменитый хор крепостных из Пушкино и Новочеркутино. Специалисты той эпохи, знающие все нюансы музыкального искусства, устно и письменно подчеркивали не только профессиональный уровень певцов, но и их творческую самобытность. И все это время князь лично занимался с каждым в отдельности. Он направо и налево разогнал своих помощников и лично обучал хористов пению. Была создана особая группа исполнителей духовной музыки, и ее члены под руководством Юрия Николаевича выступали под сводами местной церкви. Княжеское имение в Новочеркутино постоянно полнилось гостями. С ближайших губернских городов и со всей Тамбовщины сюда съезжались любители музыки, а помещики Усманского, Лебедянского и Козловского уездов были завсегдатаями. Систематические гастроли новочеркутинской капеллы совершались в Тамбов, Воронеж, на Липецкий курорт, в Лебедянь, Усмань, Моршанск и другие места. Расходы были фантастическими, и поэтому голицынские крестьяне в поте лица, подгоняемые плетью надсмотрщика, трудились от зари до зари. Огромное село Новочеркутино поражало крайней бедностью его обитателей. Неслучайно архивные материалы содержат многочисленные сведения о бесконечных бунтах и выступлениях крестьян Пушкино и Новочеркутино на протяжении второй половины XIX — начале XX веков... Но, несмотря ни на что, хор жил и славился. Известные профессиональные музыканты и специалисты по хоровому пению отмечали чрезмерно высокий уровень исполнения песен новочеркутинцами. В 1856 году журнал "Русский вестник" с восхищением констатировал, что "с этим хором в России могут соперничать немногие". Даже скупой на похвалы музыкальный критик А. Н. Серов признал, что уровень музыкальной подготовки хористов необыкновенно высок, у Голицына "каждый мальчик читал ноты и отличал ноты по слуху безошибочно, чего не достигают многие из известных артистов". "Управлением хора, то есть собственной дирижеровкой князя, в концертах его капеллы нельзя не любоваться". Тепло отзывался о новочеркутинских музыкантах композитор Б. Фитингоф-Цель: "...хористы настолько музыкально образованы, что с этим хором можно было импровизировать, что я не раз делал... Пение хора было безукоризненно и в высшей степени художественно". За три года до отмены крепостного права голицынский хор перестал существовать. Средств на его содержание не хватало. Имение стало убыточным. Замордованные князем крестьяне работали из рук вон плохо, в ряде случаев отказывались подчиняться барским приказчикам, а то и бунтовали. Князь попытался совершить у себя экономические перемены: освободить крестьян от барщины и перевести их на поденную оплату, но из этого ничего не вышло. К тому времени у простого народа, да и у соседей помещиков, Голицын потерял былой авторитет. Сохранилось немало свидетельств современников о самодурстве и самоуправстве князя, глумившегося над простым народом, а то и над своими товарищами по классу. В "Очерках из истории Тамбовского края", изданных в Тамбове в 1890 году, И. И. Дубасов пишет, что "перед крестьянской реформой Тамбовская губерния представляла глухое и широкое поприще для развития крепостного права". Особенно дикими были самоуправство, произвол и самосуд помещиков в Усманском уезде — там, где сейчас земли Добринского и Мордовского районов. Именно к тем местам относится его гневная статья "Сумасбродство Ю. Н. Г-на". Многие краеведы давно уже расшифровали печально знаменитую аббревиатуру. Разумеется, сведующим людям легко догадаться, о ком идет речь, прочитав авторскую цитату об "известном князе и певце Ю. Н. Г., избалованного барской обстановкой. Аристократ по натуре приказывал провинившимся крестьянам всыпать по 1000 ударов розгой или плетью, к избитым местам прикладывались "шпанские мушки". Своих крестьян он ставил на маленькую крышу высокой башни на барском доме и держал там в любую погоду по нескольку суток без пищи. Любимым занятием Ю. Н. Г. было глумление над дворовыми людьми. Без всякой разницы возраста и пола он лично мазал смолой и облепливал перьями. Княжеские гости всегда удивлялись "фантазии" хозяина наказывать крестьян в торжественной обстановке. А однажды, играя с друзьями в бильярд, он приказал примерно высечь дворовую Анюту. Ее же "после экзекуции немедленно приобщили". "Относительно крестьян князь позволял бесцеремонные выходки". К примеру, его крепостные, пробыв до глубокой ночи на барских полях и возвратившись затемно домой, вдруг слышали тревожный звон набата. По этому знаку крестьяне бросали все и "скакали по селу из конца в конец". Иногда для потехи барин приказывал разобрать крестьянскую избу. Ее жильцы по возвращении с барщины приходили на голое место. "По крайней мере, — говорил он, — недаром скакали по селу, все-таки хоть немного похоже на пожар!" Своих крестьян князь безжалостно эксплуатировал, кроме барщины, каждое хозяйство обязано было уплатить ему по 30 рублей оброка и "в то же время урезал их поля". "Г. не щадил женской стыдливости". Нередко он приказывал крестьянкам обнажиться и "устраивал общую баню в личном присутствии". Жалобы на князя наконец дошли до властей и его судили в Усманском уездном суде. Правда, большинство свидетелей не явилось. Но все же один крестьянин показал, что "крестьяне Г-на самые несчастные и угнетенные существа, которые имеют имущества свои и самую жизнь ежедневно в опасности". Подсудимый отделался легким испугом и продолжил свои дикие эксперименты. Особенно он любил издеваться над приходским духовенством. Обедню иногда приказывал начинать в первом часу и оканчивать не позже пятого. Однажды Г. подъехал к церкви, где совершалось богослужение. Священник не мог встретить барина. Тогда он зашел в алтарь и выволок священника за бороду на паперть. "Вот ты где должен встречать меня", — сказал помещик и наградил попа тумаками. В другой раз этот распоясавшийся крепостник пошутил над дьячком. Дело было на Пасху. "На Святую пришли мы, — рассказывал он в суде, — к нашему князю после молебна. Нам было велено пить. У нашего барина был такой порядок: хочешь не хочешь, а пей. Мне сразу поднесли три стакана. Охмелел я. Тогда князь приказал меня отвести на круглые качели и качать". Что было дальше, он не помнил. Даже посторонние люди боялись встречаться с князем, с великим страхом проезжали через его владения. При встрече с ним полагалось всем снимать шапки и кланяться до земли. В случае, если помещик замечал какое-то недоброжелательство или что-то ему не нравилось, - тут же в ход пускались кнут и розги. При себе князь всегда имел пистолеты. И, проезжая через разные населенные пункты, с удовольствием отстреливал собак, которые лаяли на его экипаж. А однажды, когда ему случилось ехать по тракту Тамбов — Нижнедевицк, во время ночевки на постоялом дворе, лично обрезал лошадиные хвосты у троек загулявших ямщиков. Ю.Н. Г-н любил поиздеваться над гостями. Так, во время обеда офицер Аронов чем-то не угодил своему своенравному хозяину. Тут же его немедленно выставили на улицу. Подобным образом он поступил с дворянином Беккером, который ему, как другу, указал на неприличное поведение в обществе. Но было и такое. Однажды священник Орлов получил от князя незаслуженный удар кнутом. Обиженный служитель сгоряча несколько раз "благословил" его по спине пасторским жезлом. "Больше он к нему никогда не приставал, даже был в милости..." Однако неуравновешенный князь вскоре, заняв денег, снова собрал хористов и в 1858 году отправился с хористами на гастроли в Западную Европу. После одного из концертов в Лондоне ему удалось познакомиться с А. И. Герценом, и у них возникли дружеские отношения. Через два года в статье о русской музыке, опубликованной в журнале "Колокол", Герцен рассказал об огромном успехе и значении заграничных концертов новочеркутинцев. Его поразила творческая одаренность простого народа и страшило его будущее, если не ликвидировать крепостное право в России. Герцену показалось, что князь начинает новую жизнь, превратившись из бывшего царского прислужника и барина, эксплуататора и тунеядца в независимого артиста и художника. На страницах романа Герцена "Былое и думы" нашлось место и нашему, сотканному из противоречий земляку... По возвращении из гастролей Ю. Н. Голицын становится корреспондентом "Колокола". В разделе "Смесь" публикуется несколько его разоблачительных статей. О контакте с ненавистным революционером докладывают Александру II. Вскоре издается указ о лишении Голицына придворного звания камергера и ссылке его под надзор полиции в Козлов. Из Козлова опальный князь с группой наиболее преданных крестьян по "липовым" документам бежит за границу. Поколесив по миру и побывав даже в Африке, Голицын оказался в Лондоне. Вдогонку за ним прибыл царский указ об изгнании князя из России. В английской столице, с материальной помощью Герцена и Огарева, Ю. Н. Голицын с нахлынувшим воодушевлением принялся за подготовку и постановку концертов симфонической и хоровой музыки. "Чопорный Лондон был удивлен княжеским титулом на афише, — напишет потом А. И. Герцен. — Концерт был великолепный. Как Голицын успел так подготовить хор и оркестр, — это его тайна, но концерт был совершенно из ряда вон". Потом были и другие выступления. Один из концертных сборов был целиком передан национальному герою Италии Джузеппе Гарибальди на революционные цели, другие концерты пополнили кассу "Колокола". Лондон впервые услышал написанные Голицыным "Вальс Герцена" и "Кадриль Огарева". По случаю Манифеста 19 февраля 1861 года князь сочинил оркестровую фантазию "Освобождение". "Просвещенный любитель музыки", как называли князя в Лондоне, встретил в дальнейшем серьезные финансовые осложнения и угодил в тюрьму, но богатые родственники рассчитались за потерпевшего и его отпустили домой. К тому же Александр II всемилостиво простил заблудшего князя. С 1862 года Голицын стал до конца своих дней жить в Ярославле. Там он снова организовал хор и в течение нескольких лет снова проехал с концертами по городам Отечества. Он немного не дожил до своего юбилея. Жизнь его была полна сложностей и противоречий. Многое можно было сделать по-другому. Но одно не подлежит сомнению — наш земляк был прославленным музыкантом и внес весомый вклад в развитие русского музыкального искусства, опираясь на творческие силы народа.
Примечание от 26.01.2009 4 октября 2008 года в селе Пушкино Грязинского района Липецкой области Преосвященнейшим Никоном, епископом Липецким и Елецким, был освящен престол храма в честь святителя Димитрия Ростовского. Однокупольная церковь с одним престолом в честь святителя Димитрия Ростовского в селе Пушкино была возведена в 1800 году на средства князя Голицина. Вот, что пишется о ней в архивных документах: «Колокольня об одной главе, крест на ней железный, вызолоченный». Архитектура храма разрабатывалась с учётом создания наилучшей акустики, так как строился он специально для крестьянского хора князя. В 37-м году прошлого века представители советской власти храм закрыли, сбросили крест и колокола, разграбили алтарь и приспособили приход под зернохранилище. Но, Милостью Божьей, и эта, очень уютная, светлая церковь вновь открыта. 5 лет потребовалось настоятелю храма иерею Олегу Дятчину, чтобы вернуть всё на «круги своя»: установка купола, покрытие крыши, внутреннее благоустройство храма и многое-многое другое. Все восстановительные работы проводились на средства местных жителей - предпринимателей и простых прихожан. Господь увидел труды верующих людей. В престольный праздник, после освящения престола и Божественной литургии, Преосвященнейший Никон, епископ Липецкий и Елецкий, наградил архиерейскими грамотами тех людей, кто вложил в восстановление храма не только денежные средства, но и всю свою душу. http://www.le-eparchy.ru/content/news.php?news_id=20081011a
