Когда прижимались солдаты, как тени, К земле и уже не могли оторваться, - Всегда находился в такое мгновенье Один безымянный, сумевший подняться. Правдива грядущая гордая повесть: Она подтвердит, не прикрасив нимало. Один поднимался, но был он, как совесть, И всех за таким с земли поднимало...
Эти строки поэтесса, блокадница, ленинградка Ольга Берггольц написала про своёго земляка, сержанта Вячеслава Викторовича Васильковского.
Кто он был? Почему в деревне, названной красивым словом Рябинки, 6-го декабря - 1941года снег стал алым?
Пусть об этом расскажут его однополчане, сверстники, ветераны, 69 лет назад бывшие там и выжившие среди огня, смерти и алого снега… Юрий Грибов:
- До войны это была даже не деревня, а деревенька. Домов пятнадцать всего. А сейчас и того меньше. Всегда тут стояли высокие рябины у дворов, и багровые их гроздья издалека были видны. Отсюда и название такое поэтическое - Рябинки. Вокруг, куда ни глянь, подмосковные смешанные леса. Рядом селения Терехово, Ельдино, Завидово, городок Конаково, Волга, Иваньковское водохранилище - красота неописуемая.
У самых Рябинок, чуть на отлете от дороги, стоит высеченный из камня памятник: солдат в каске, раскинув руки, как бы летит или падает. А летит он в бессмертие, совершив невиданный подвиг, закрыв своим телом амбразуру немецкого дзота, остановив кинжальный губительный огонь. Имя этому герою Вячеслав Викторович Васильковский. Он был сержантом 185-й стрелковой дивизии, родной для меня: я воевал в ней, брал Берлин. Когда мы, ветераны 185-й, собираемся в Конаково и в Рябинках, у Васильковского, у меня всегда возникает чувство, что и мне довелось ходить в атаки и стыть на лютом морозе на этих судьбоносных рубежах.
Вот и сегодня меня охватило такое же, как и раньше, неутихающее волнение. Его не передать словами. Мы, однополчане, приехали сюда, чтобы помянуть Васильковского: шестьдесят лет его подвигу, шестьдесят лет всей Московской битве. Даже маленькую группу собрать не могли: безжалостно повыкосили окопные недуги и время и без того жидкие наши ряды. Всего двое, не считая меня, приехали поклониться герою: бывший комбат Григорий Иванович Гущин и полковой наш доктор Михаил Николаевич Егорочкин. Но эти два восьмидесятилетних ветерана заменят многих: они были тогда под Рябинками, а Гущин вообще находился рядом с Васильковским, видел его бросок на свинцовый огонь собственными глазами.
Отдав дань святой фронтовой традиции, мы долго стояли молча, поглядывая на памятник, а потом я попросил Гущина вспомнить то раннее утро шестого декабря.
- Сюда, на конаковский рубеж, нас из-под Калинина в середине ноября перебросили, - завздыхал и закашлял Григорий Иванович. - Обстановка тогда резко ухудшилась, угроза Москве стала еще реальнее: немец пер со всех сторон. А у Конаково оголенность образовалась, войск мало было. Вот нашей 185-й и сыграли марш-бросок. Комдивом тогда был подполковник Виндушев.
- Всего-навсего подполковник? На дивизии?
- Офицеров тогда не хватало, сержанты нередко ротами командовали. И вообще всего не хватало: вооружения, боеприпасов, а главное, людей.
Потеснили мы тогда фрица основательно, но успеха закрепить не смогли: мешали эти чертовы Рябинки. Немец из этой деревни настоящую крепость сделал. Видите, она на небольшой высотке, со всех сторон просмотр хороший. Несколько раз штурмовали мы Рябинки и ночью пятого предприняли еще одну атаку, но опять неудачно. А высшее начальство из себя выходит: что, мол, вы топчетесь под этими Рябинками, ход наступления срываете! И вот шестого утром новая атака. Начали мы со стороны вон того поля. Там раньше замерзшее болото было. Ведя огонь на ходу, перебежками приблизились к самой деревне. Еще бы рывок - и все! Но тут из замаскированных дзотов заработали сразу два вражеских пулемета. Васильковский командовал взводом. Боец Степан Михеев попытался гранатами подавить первый дзот, но был срезан очередью. Пополз Савченко и уткнулся в снег, замолк: его ранило. Тогда сержант Васильковский с двумя связками гранат, без приказа, быстро, по-спортивному двинулся вперед. Первый дзот он успокоил с ходу, но тут же ударили из второго. Васильковский был уже ранен, но сумел приблизиться ко второй огневой точке и бросить гранаты. Но, видимо, силы его, раненого, покидали, и взрыв был не совсем точным и успешным. Пулемет снова зарокотал. Тогда Васильковский рванулся к амбразуре, закрыл ее своим телом, успел схватить за горячий ствол. В таком положении и увидели мы его, выбив фрица из деревни...
Григорий Иванович промокнул платочком влажные глаза и продолжил изменившимся голосом:
- Он у нас был самым грамотным в полку, Ленинградский университет окончил, исторический факультет. Тогда в армии и семилетка считалась образованием, а у него университет. Он и на финской войне побывал, сам в армию попросился. И такой подвиг его под Москвой, пожалуй, первым был. Другие бойцы, в том числе и Матросов, уже позже подобный героизм совершали. Наградили Васильковского посмертно орденом Ленина.
- А почему Героя не дали?
- Мы тоже этот вопрос постоянно задаем. Тогда и эта награда считалась высочайшей. Но он в народе живет Героем. В названии улиц, в бюстах. Это о нем его землячка ленинградка Ольга Берггольц написала свои стихи. (...) В Конакове, прежде чем сесть в электричку, мы зашли в буфет, чтобы перекусить и согреться. А в пути разговор у нас шел все о том же, что и у Рябинок, - о славной нашей дивизии, заслонившей своей грудью Москву.
В нашей "непромокаемой" 185-й вообще Героев немало. И с Золотыми Звездами и без звезд. А открыл счет "золотому" героизму в первые дни войны рядовой Иван Павлович Середа. Подвиг его был редкостным, даже с оттенком юмора: будучи поваром, с топором в руках он захватил немецкий танк и пленил его экипаж.
- Мы ходили смотреть на этот танк, - сказал Гущин. - Середа нас гороховым супом, помню, угостил. Про него потом листовка была напечатана, вся армия Ивана Середу знала!
Электричка между тем подходила к Москве. Мы посматривали в окно и узнавали места, где шли бои. Слыша наш разговор, пожилая женщина заохала:
- Господи, так близко немец был!.. Даже сейчас страшно! Всех, кто оборонял нас, помнить надо. Имена называть...
Да, надо помнить. Долго-долго помнить...
(из воспоминаний Юрия Грибова, бойца 185-й дивизии)
