Всем известно, что когда-то шахтеры брали с собой в забой клетку с канарейкой. Чувствительная к недостатку кислорода птичка падала в обморок раньше, чем человек начинал ощущать первые признаки удушья. Работникам же этой шахты не было нужды истязать несчастных пернатых: при малейшей нехватке воздуха люди в шахте начинали слышать тихий, нет, скорее даже очень-очень далекий толи шепот, толи пение, а может и плач. Слов, чаще всего, разобрать было невозможно. Но все слышавшие таинственный голос сходились в том, что было в этом голосе столько печали, столько неизбывной вселенской тоски, что и без слов любому понятно. При всем при этом ничего жуткого или даже просто пугающего в происходящем не было. Однако, очень редко, некоторым, особенно из тех, кто замешкался или не имел возможности сразу выбраться на воздух, удавалось кое-что расслышать или, может, что-то такое про себя понять. Во всяком случае, человек этот делался задумчив и никогда никому про услышанное (или даже увиденное, кто знает?) не рассказывал, ни стрезву, ни спьяну. Да и вообще, про голос в шахте все как бы промеж собой знали, но, обсуждать это любопытное акустическое явление с посторонними, было не принято. За пределами шахты начиналась законная территория материалистического воззрения. Так все и продолжалось до того дня, когда в шахте завалило ревизионную комиссию. Ну, «завалило» - это чересчур громко сказано, присыпало немного проход, быстро нашли, быстро откопали. Но канарейке глазки закатить хватило бы. Руководитель комиссии, член КПСС, тем более не стал своими впечатлениями ни с кем делиться. А вот шахту, на основании выводов комиссии, решено было закрыть. Официальная причина – опасность завалов. Хотя тот завал был, безусловно, эпизодический и никакого значительного сдвига пород в районе шахты обнаружено не было.
