Пиши! И пусть не сходит со стен Сам совпревосходительный эН! С своих высоких постов, как коршуны, Начальства глядят на работу рабкорщины. Позеленев от пяток до носа, Грозят - Уволим! - Пишут доносы. Да у рабкоров не робкий норов, И взять на пушку нельзя рабкоров. Знаем печатного слова вес, Не устрашит ни донос, ни обрез. Пишет рабкор. Рабкор - проводник Ленинских дел и ленинских книг. Пишет рабкор. За рабкорами скоро В селах родится селькор за селькором. Пишет рабкор! Хватает стенгаз Лучше, чем пуля, чем штык, чем газ. И от того, что пишет рабкор, Сохнет белогвардеец и вор. Вперед, рабкоры! Лозунг рабкорин: - Пишите в упор! - Смотрите в корень! Владимир Маяковский
10 мая 1924 года в газете «Беднота» выступил М.И.Калинин. Его мысли просты и ясны. Кто, как не сам крестьянин, сможет лучше отразить жизнь деревни? Ее настроения, повседневный быт, чем живет и болеет крестьянин, как реагирует на внешние явления - это задачи крестьянской газеты. Рисовать деревню, не живя в ней, трудно, это не под силу жителю городской квартиры. Его «бытописание» будет мертвым. Вот почему так огромна роль крестьянского корреспондента, справедливо утверждал «всенародный староста». Ему понравилось выражение Демьяна Бедного, услышанное на совещании крестьянских корреспондентов «Бедноты», что крестьянин-корреспондент - это наше ухо. Как это ухо проявляло себя в глубинке, на широких просторах Поволжья? Ответ дают архивные изыскания и знакомство с газетами и журналами тех лет. Так, в шестом номере за 1924 год центральный журнал «Рабочий корреспондент» опубликовал заметку Павла Красного «Среди кресткоров». В ней говорится, что «крестьянский корреспондент - приводной ремень от редакции в деревню. Через него идет смычка с читателями из крестьян, он подготавливает новых селькоров и вербует читателей. Своими боевыми помощниками называла их партия. И это определение вполне уместно. Им, селькорам, было в то время нелегко: ведь, что ни говори, а классовая борьба тогда велась не только на митингах и в спорах. Селькорам отчаянно и изощренно мстили недовольные их критикой и правдой, которую они писали в губернскую газету.
Жаркое августовское солнышко медленно закатывалось за речку Мокшу. Со стадом возвращался пастух Мирон. Стадо текло к селу, мекало, блеяло... Мирон подхлёстывал прутиком зазевавшуюся скотину...
В крепкие, обитые железом ворота жарко, бешено застучали: «Тит! Открывай ворота!! ГубЧеКа!!! Продразвёрстка!!! Тит !!! Открывай ворота!!!
На полусогнутых от страха Тит Прокопич Мошнов вышел во двор, откинул засов... Во двор с ахом и гиком ворвалась комса... Сельский комбед сразу пальцем указал: «Хлеб - там! Там прячет, мироед!».
Тит охнул, присел на колоду. Комса пошла тыкать железными прутьями по двору: «Где хлеб? Где прячешь, мироед?». Нашли мягкое место на краю двора. И уже в десяток лопат сковырнули назём, откинули гнилые доски и застучали заступами, пока не достали до звонких досок загнётка... Враз откинули доски настила, а под ними - золотое, тягучее зерно...
Тит Прокопич только пальцами крутил на пупке, задыхался во вдохе: «Ну, Пашка, ну, сука, тварь, навёл, привёл «товаришщей»...
Догорал закат над Мокшей. Со двора Тита Мошнина выкатывались тяжёлые, гружёные подводы...
Полнотелая жирная луна поднялась над Мордовией. Крепкий кулак Ефим Кузьмин вечерял. За столом сидел сам Ефим, три его сына, да две невестки. Мать подавала на стол крепкие мисы. С супом, мясом, картошкой - на всю семью. Только Ефим потянул ложку - в ворота стукнули. Да не просто стукнули, как калики перехожие скребут, лишь бы подали, а так, как стучит такой же хозяин. Ефим покосился на старшого сына - Фрола. Сын понятлив, выскочил из-за стола, метнулся к воротам...
За воротами Тит стоял. Фрол Тита с поклоном провёл в дом. Ефим Тита увидал - язык проглотил: «Неужто и до меня добрались ???» Тит сел, по -гостевому хлеба от краюхи взял, спасибо сказал хозяину. Хозяин ни жив, ни мёртв...»Чего, Титушка, почтил меня гостеванием???» Раскулаченный Тит: «И до тебя очередь дойдёт! Наш Пашка-комса всех хозяев в газете пропечатал! Если есть чего богатства-то - уходи , бери что есть драгоценного, да и за Мокшу!!!! Пашка, тварь, нам не оставил и дня светлого!!!!
Закат закатился над Мокшей. Парни с девками подходили на пятачок. Павел Батаев на гармошке разливался так, что у девок слёзы, а у парней - ноги сами в пляс! До зарева плясали. Девки каблуков не жалели, а парни потихоньку по одной в сторону уводили...
Под утро домой шёл храбрый селькор Павел Батаев. Перед самой калиткой выросли двое: «Что ж ты, сучонок, хлеб у нас отнял?» «Грамотный стал? В газетке печатаешься?» Глухо хлестнул выстрел из обреза. Пуля попала прямо в сердце. Растянулась, всхлипнув, гармошка, осел в пыльную землю Пашка...
Нет прощения! Всегда будет жить память о храбром селькоре!
Через несколько дней в местной Ельнинской газете появился некролог, который извещал читателей, что от рук кулачья и бандитов пал селькор Паша Батаев. Глубокий траур опустился над Ельниками, когда односельчане хоронили своего селькора, комсомольца и просто славного парня. Сжимая кулаки, они клялись отомстить тем, кто становился поперек пути Советской власти, кто хотел террором и убийством повернуть новую жизнь вспять. Комсомолец Павел Батаев писал в газету о том, как в его селе и в районе выполняются задания партии, проходят сельскохозяйственные и прочие кампании, утверждается Советская власть, критиковал недостатки. За это зажиточные крестьяне, кулаки, как их называли в то и долгое последующее время, убили парня-селькора. Кстати, о истории смелого селькора, который поплатился жизнью в разгар классовой борьбы за идею, можно узнать в местном краеведческом музее.Павел Семенович Батаев - один из многих неизвестных селькоров. Со страниц газет того времени веет неприкрашенными приметами тех лет. Это, в первую очередь, убийства селькоров. Сообщениями об этом пестрят все издания. Мы могли бы здесь привести даже не десятки, а сотни примеров убийств и нападений на селькоров с целью избиения.
А движение между тем жило и набирало силу. Как отмечали центральные газеты молодой революционной России «значительно оздоровился состав», с селькорами улучшилась связь, их лучше учили и направляли, в центр внимания выдвигаются вопросы качества материалов, разоблачения байского произвола, освещения нового в жизни сельхозартелей, открытия в газете «женских уголков», «злободневности и пригнанности материалов к жизни аула». Росло число писем, одновременно сократилось количество писем с мелочными фактами. Богаче и острее становилось содержание материалов.
И они были такими - сотни тысяч активистов, поверивших в переустройство деревни. Они сигналили. Они внедряли все новое. Учились новой жизни и гибли за это. С другой стороны, массовое селькоровское движение, превращаясь в организованное движение, становилось силой, способной влиять на вопросы социалистического строительства тех лет. Селькор, постепенно появившись на общественной сцене, на деле выдвинулся как крупная, влиятельная сила.
Что же касается рабселькоровского движения, то сначала из оборота исчезли термины «аулселькор», «аулкордвижение», «рабаулселькор» , «кресткоров», и многие, многие другие, а потом, уже в наши дни, потеряло свою актуальность и приобрело некий архаичный смысл и слово «рабкор». Вот только селькоры у нас, пусть и на разговорном уровне, еще существуют: так называют внештатных авторов в районах области. И ничего обидного в этом, на мой взгляд, абсолютно нет - наоборот, они продолжатели славной 90-летней истории корреспондентской сети, наследники первых внештатных авторов газет, авторов многих очерков и статей, так же как и человека о котом мы поведали...
При подготовке описания использованы материалы статьи Н. В. Шептякова "Селькоры Севера в 1920-е годы", а также переодическая литература того времени.
